— На всякий случай, — ответил мудрый водитель. — А вдруг есть? А ты в него не верил: то-то смеху будет среди ангельского воинства, когда тебя, такого из себя неверующего, предадут божьему суду. Да боженька сам, пожалуй, больше всех ржать над тобой будет. Скажет: «На, божью бороду потрогай, салага. Да не смущайся ты, не казенная! Чувствуешь? Настоящая! Волос к волоску! А ты — «Не верю-не верю»! Болван! Стыдно мне за тебя, а божий стыд это тебе не хухры-мухры: ступай-ка, братишка, в ад».
— Ну а если его все-таки нет?
— Тогда и смеяться некому, — резонно заметил водитель. И добавил: — И не над кем.
Народу в сеть-клуб «Наливное яблочко» набилось как заячьих лапок в консервную банку. В основном это были люди в форме.
— Бедная девушка. — Сержант Захарчук покачал головой. — Такая ужасная смерть! Правда, товарищ лейтенант?
Молоденький лейтенант брезгливо посмотрел на испачканную кровью сумочку, которая валялась на полу.
— Смерть — это всегда ужасно, — философски заметил лейтенант.
— Не всегда, — возразил Захарчук. — У нас, к примеру, в деревне радовались, когда свинья под ножом умирала: полезная смерть, вкусная. Смерть свиньи — это праздник, ибо означает он жареное мясцо с вареной картошечкой, разнообразные соусы и прочие вкусные блюда.
— Я говорю о человеческой смерти, Захарчук.
— А какая разница? — удивился Захарчук, который на гражданке был фермером. — Мертвое существо — это мясо, не более того.
В кабинку зашел рядовой Корпус. Стараясь не глядеть на мертвую, доложил:
— Товарищ лейтенант, прибыли фээсдэшники. Требуют, чтоб мы самоудалились от дела.
— Подонки, — сказал лейтенант; впрочем, без особой злости, привычно так. Ласково посмотрел на красавчика Корпуса. — Как у тебя дела, рядовой, что новенького?
Захарчук топнул ботинком в углу кабинки:
— Товарищ лейтенант, тут из дырки снег лезет.
— Че-че лезет? — уточнил лейтенант.
Корпус охнул: снег повалил из дыры как манная каша. Захарчук упал на пол, а снег, словно живое существо, обладающее свободой воли, повернул вправо и накрыл мертвую с головой. Погас свет, в темноте загорелись злые синие искры.
— Захарчук… — послышался испуганный голос лейтенанта. — Ты тут, Захарчук?
— Тута я, товарищ лейтенант, — откликнулся Захарчук. — Корпус, ты как, живой?
— Господи христосе, — Корпус перекрестился. — Смотрите, что это?
Из снежной горки поднималась изящная черная тень.
— Мертвяк! — истерически закричал лейтенант. — Захарчук, стреляй!
Захарчук поднял автомат и дал короткую очередь. Тень чуть погнулась, но тут же распрямилась и расправила щупальца: по четыре штуки с каждого бока.
— Зачем вы, судари? — спросила мертвячка Наташа, пытаясь совладать с новым телом. — Больно, однако!
Лейтенант выхватил у остолбеневшего рядового Корпуса автомат, загородил его собой и открыл огонь. Полетели осколки, заискрился видеоящик компутера.
— Да чего вы?! — возмутилась Наташа. — Я и так едва сдерживаю новоприобретенную хищную сущность! — Она хихикнула над своей фразой. Впрочем, девушке было не до смеха: умирать она в ближайшее время как-то не собиралась, а тут — на тебе. Хорошо еще снег с оживлением помог, а то совсем труба.
Дверь распахнулась, в кабину проник неоновый свет. Рядовой Корпус очухался и кинулся в общую залу. Сбил с ног зазевавшегося патологоанатома, хлебавшего китайский обед из картонной чашки. Корпуса схватили за плечо:
— Рядовой, ты чего творишь?!
— Девушка с тентаклями! — завопил Корпус, вырываясь из захвата. — Тентакли идут, спасайся, кто может!
Из кабинки вылетел лейтенант, заскользил по гладкому полу на спине, уронил автомат. В дверном проеме показалась смиренная Наташа, прижала щупальца к груди:
— Судари, выслушайте меня, пожалуйста. Не надо криков и пальбы, давайте обсудим положение, как цивилизованные люди!
— Огонь! — закричал лейтенант, скольжение которого приостановилось благодаря ножке стола.
Обмершие от страха люди подняли оружие.
— Вы человеки или бабезьяны? — возмутилась Наташа.
Массированный огонь отбросил ее обратно в кабинку, прямо на снег. Из кабинки закричал Захарчук:
— Люди добрые, поаккуратнее, пожалуйста! Я всё еще тут нахожусь!
Наташа повернула к нему голову. Захарчук пожал плечами:
— Вы уж не серчайте на них, барышня: работа такая.
— Я что, очень страшная стала? — спросила Наташа, окутываясь роем целебных синих искр.
— Отчего же? Весьма симпатичная и прилично одетая барышня, — сказал Захарчук. — Это если не считать щупалец и черных глаз, конечно; еще кожа суховата да бледновата, но это ничего, свежая деревенская пища вернет коже розовый цвет в мгновение ока, вы уж поверьте старому Захарчуку.
— Вы — хороший человек, сударь, — сказала Наташа. — Не какой-нибудь бабезьян.
Захарчук кивнул и спросил:
— Простите, барышня, но почему бабезьян-то?
Наташа пожала плечами:
— Я почем знаю? Моя новая измененная сущность подсказывает мне, что вы не бабезьян, в отличие от тех, кто снаружи. — Она хихикнула и захлопнула рот ладошкой. — Господи, чего я хихикаю-то? Грустить надо — померла, — а меня на хи-хи пробивает.
Снаружи завозились:
— Корпус, обходи слева, Хачикян, cправа. Возьмем чудище в клещи!
— Вишь ты, в клещи собрались брать, — восхитился Захарчук. — Это вам, барышня, не просто так, это военная стратегия и тактика!
— Товарищ лейтенант, как справа-то? Тут дверь одна!